Артур Исаев (Вестник НАУФОР №3 2014)

Артур Исаев, генеральный директор Института стволовых клеток человека

"МЕДИЦИНЕ ПРОПИСАНА БИРЖА" Интервью.

Генеральный директор Института стволовых клеток человека Артур Исаев рассказывает главному редактору "ВН" Ирине Слюсаревой о причинах, по которым он решил сделать свою компанию первопроходцем на биржевом российском рынке инноваций, почему инвестору следует давать апсайд и как идет жизнь после размещения.

- Артур Александрович, хотелось бы поговорить об ИСКЧ с определенной точки зрения - как о высокотехнологичной компании, которая в свое время приняла решение о привлечении капитала через размещение акций на бирже. По каким причинам вы приняли это решение тогда - и как оцениваете задним числом, то есть сейчас?

- Мое решение привлечь капитал через IPO обусловлено тем, что компания должна быть публичной и пользоваться теми возможностями и технологиями, которые появляются в современном мире. В общем-то, сама идея публично торгуемой компании несет в себе несколько ключевых концепций. Внешняя среда помогает компании становиться лучше, эффективнее. Это связано с тем, что у компании, у ее руководителя появляется некий KPI в виде рыночной капитализации, чего нет в других сценариях. Также это связано с тем, что публичная компания имеет формальные обязательства по раскрытию информации. То есть в KPI изначально введен элемент открытости - кроме отчетности, ты берешь какие-то дополнительные обязательства, фокусируешь внимание на том, как твои действия отразятся на других группах, с которыми ты общаешься.

Было представление, что сам процесс IPO дает компании больше контактов, коммуникаций. Это, в общем-то, и произошло. Сама возможность привлечения средств (хотя она существует не только для публичных компаний) есть некий рычаг. Но для ИСКЧ, кроме того, не существовало другой возможности привлечения средств, поскольку объем выручки у компании небольшой. Кредит был дорог, да его нам и не давали. Для многих технологических компаний в мире, когда они находятся на начальном этапе, только создают интеллектуальную собственность и еще не генерируют выручку, вариант финансирования в капитал является основным. Кроме того, любому нормальному бизнесмену хочется создать бизнес, работающий как механизм. Поэтому наша компания должна была стать публичной.

Некоторые процессы, связанные с публичностью, были уже запущены к моменту нашего размещения. В 2009 году объем денежного потока у нас был небольшой, и инвестиционная среда была не очень позитивна, но имелось понимание, что посткризисные ограничения скоро закончатся, и мы можем быть первыми, кто разместится после кризиса.

В общем, рыночные условия для нас созрели. Что это значило в нашем случае?

Вообще российский инвестор привык к так называемым традиционным отраслям, а мы среди них существенно выделялись. К размеру компаний, которые размещаются на бирже, у инвесторов тоже была какая-то привычка.

То есть, с одной стороны, размещение было вызовом для нас, с другой - оно давало возможность приобретения больших коммуникаций. Поэтому мы решили идти на рынок.

В июне 2009 года у нас не было понимания того, что есть какие-то существенные различия между существующими списками и новым списком (площадкой) РИИ. Что даст компании размещение именно на РИИ, чем это будет отличаться от других внесписочных бумаг? Я спросил наших инвестиционных консультантов: "В чем отличие и какая разница для нас?" Тогда их объяснения не внесли никакой ясности. Ответ стал понятен во время размещения и через некоторое время после него. Главное отличие, которое, как мне видится, было тогда, - это лояльное отношение и поддержка, которую оказывают эмитенту со стороны биржи. На РИИ в тот момент уже торговались какие-то бумаги. Но на IPO мы были первыми кандидатами. Сейчас организаторам сектора РИИ во главе с Геннадием Марголитом и Анатолием Чубайсом удалось привлечь к этой поддержке широкий круг разных институтов, направленных на развитие сектора.

Мы очень хорошо проработали вопрос с IPO. Это связано с тем, что я имею определенный опыт работы на фондовом рынке. Так что было понимание того, как делается IPO, из чего все это состоит. Когда мы посетили первые инвестиционные банки, нам сказали, что размещение обойдется в миллион долларов, меньше нет смысла. В то время как весь предполагаемый нами объем размещения составлял пять миллионов долларов.

-То есть ИСКЧ хотел привлечь на рынке пять миллионов, а вам говорили, что вы можете рассчитывать только на один?

- Нет, инвестбанки говорили, что один миллион составит собственно стоимость размещения, цена их услуг. Поэтому мы решили пойти к инвестбанкам с уже более конкретным предложением, что все их сервисы совокупно нам не нужны. Что ИСКЧ отдельно проведет юридическую экспертизу, отдельно сделает аудиторское заключение, проспект эмиссии, бизнес-план. А от инвестбанков в этом случае нам требовался только инвестиционный меморандум и сервис продаж.

Мы начали готовиться к IPO такими темпами, что к 10 декабря 2009 года уже разместились. Даже сейчас не знаю, можно ли это в принципе повторить за такое время.

На цену размещения я старался никак не влиять. Я сказал организаторам: "Ваша задача - оценка". Они оценили, и, по моему мнению, цена была занижена, но я не возражал. Затем они оценили наши бумаги выше. Изначально оценивали в 7,5 рублей, затем сказали, что справедливая оценка - 9-11. Во время роад-шоу мы развили большую активность, и уже в первый день размещения у нас было 317 подписантов. На ММВБ сказали, что это самый большой объем подписки. В первый месяц, по разным данным, нашими акциями торговали приблизительно на четырех тысячах счетов. И это красноречивая цифра. На таком количестве счетов (4 тысячи!) манипуляции невозможны.

В итоге в первые дни размещения цена акций чуть-чуть подросла, затем выросла почти в три раза, и объемы торгов были сопоставимы с самой капитализацией компании. В день оборачивалось полтора миллиарда рублей.

Думаю, что само наше размещение дало сильный и позитивный импульс для размещения другим компаниям. Также оно показало, что акции ИСКЧ как минимум были недооценены по сравнению со спросом. Это было как рогатка, которая натянулась и выстрелила. Стало ясно, что у рынка есть значительно больше возможностей, чем все считали ранее. После размещения нам многие звонили консультироваться. Советовались коллеги из совета директоров "Фармсинтеза" и спрашивали, как все было. Я им рассказал, и "Фармсинтез" тоже пошел размещаться. И они уже размещались не такими маленькими деньгами, как мы. Затем разместился "Диод". В общем, пошла волна размещений.

Но было некоторое отличие между размещением ИСКЧ и последующими размещениями: мы пытались разместиться так, чтобы инвесторы получили некий апсайд от оценки, чтобы они заработали. Мы думали об их заработке из прагматичных побуждений - потому что хотели сделать себе хороший трек-рекордз, что, в общем-то, и произошло. Но потом картина изменилась. Все остальные высокотехнологичные компании, видя, что есть недооценка, и спрос на такие бумаги превышает предложение, начали размещаться так, чтобы получить оценку по максимуму. Поэтому у большинства размещенных на РИИ в первый период акций динамика пошла в другую сторону. То есть, с одной стороны, многих это вовлекло в рынок, но с другой - в целом сыграло на рынке сдерживающую роль.

Я считаю, что выжать максимум из размещения маленькой компании - это стратегически неверно. Одно дело, если ты показываешь ежегодную динамику выручки и суперрост, но у вышедших на IPO российских компаний не было сногсшибательных темпов. Я хочу сказать, что не только наш менеджмент и успехи компании в отрасли, но и адекватная оценка дала акциям ИСКЧ позитивную динамику, отличную от большинства эмитентов РИИ. Хотя многие другие компании РИИ - это реально хорошие и перспективные компании. Рано или поздно они наверстают свой уровень капитализации.

ММВБ организовала нам пару мероприятий с инвесторами, что реально помогло и поддержало морально.

При размещении мы сделали много ошибок. Например, нам посоветовали разместить информацию об IPO ИСКЧ в блоге Артемия Лебедева. Там про нашу компанию писали в комментариях такое, что нам было морально тяжело выдерживать все это и не отвечать. По нам прошлись вдоль и поперек - желчь вперемешку с агрессией. Следует сказать, что к тому моменту мы имели опыт работы с медиа. Но то были на 90% научные журналисты. Оказалось, что в среде финансово-экономической (а может быть, дизайнерской) журналистские нравы совсем иные.

- А как вы вышли на "Алор" в качестве организатора?

- Мы обращались в несколько компаний, но по разным причинам они не подошли нам в качестве организатора выпуска. У нас была ориентация на инвесторов - физических лиц, и соответственно, мы выбирали инвестбанки, имеющие базу розничных клиентов. К сожалению, розница не сработала в полную силу. На размещении мы не получили большого объема. Остальные люди из числа охваченных подпиской решили купить наши акции после размещения. Мы не смогли это предсказать, что связано со многими моментами - и с малым опытом аналогичных продаж на рынке, и с отсутствием синергии с другими брокерами. Брокерам такое маленькое размещение было не очень интересно. Они больше были сфокусированы не на уникальных предложениях для своих инвесторов, а предпочитали давать клиентам аналитику по крупным эмитентам, что увеличивает обороты и комиссию.

Тем не менее мы прошли этот путь, собрали на рынке деньги, и это оказало на компанию влияние даже больше ожидаемого. Кроме денег, мы получили огромное количество коммуникаций - и в инвестиционном мире, и в партнерской среде. Мы получили определенный имидж, внутри компании появился какой-то драйв. Люди поверили, что мы можем успешно преодолевать планки, которые себе ставим. Думаю, что отчасти мы находимся под влиянием этого драйва даже сейчас. И публичность, если с ней работать, тоже дает определенный драйв. Многие компании объявили себя публичными, но не все используют этот механизм реально, некоторые даже на сайте не делают обязательного раскрытия информации.

Мы взяли очень хорошего специалиста в области IR. На нашем сайте можно найти все данные о компании, прочитать все вдоль и поперек. С точки зрения раскрытия информации и работы с инвесторами, я считаю, мы одна из лучших компаний не только в секторе, но и в России. Уверен, что это определенное достижение.

На IPO мы объявляли, что в ближайшем будущем должны зарегистрировать три новых продукта. Два из них мы зарегистрировали и вывели на рынок практически тогда же, в запланированный период. Уверенность, что мы сделаем это, у меня была, однако и рисков все равно было много. Например, мы так и не получили разрешение от Минздрава на проведение клинических испытаний одного из продуктов. Два других продукта мы смогли сделать. Первый генно-терапевтический препарат в Европе для стимулирования роста сосудов ("Неоваскулген") и технологию применения аутологичных дермальных фибробластов для коррекции возрастных и рубцовых дефектов кожи под названием SPRS-терапия. Кстати в SPRS-терапии мы тоже первые в мире. Мы зарегистрировали эту технологию и уже перевели ее в практическое здравоохранение.

Словом, мы выполнили свою задачу в девелопменте, а вот в части рынка - не полностью.

И на это есть объективные причины - у нас не такого рынка, как на Западе, нет таких компаний, которым можно было бы перепродавать права, лицензии. Но мы попытались это сделать. Мы должны были сами провести доклинические, клинически исследования, наладить производство и вывести продукты на рынок (а это сертификация, подготовка к маркетингу и многое другое). Весь этот объем задач требует совершенно разных компетенций. Нам же удалось выполнить весь комплекс задач и по одному продукту, и по другому, что производит сильное впечатление на людей, находящихся в отрасли. У нас был план сделать намеченное за три года. Мы сделали это за четыре. По прошествии этих четырех лет у нас появились другие интересные проекты - драйверы роста. Наши успехи привлекли внимание "Роснано". Вместе с "Роснано" мы создали проектную компанию и вложили туда часть нашей интеллектуальной собственности и активов. С "Роснано" и "Фармсинтезом" мы сделали глобальный проект в области биофармацевтики. Получили ресурсы, которые позволяют ему развиваться.

Мы также разработали проект "Genetico". Это сеть медико-генетических центров и лаборатория высокотехнологичных методов генетической диагностики. Мы предоставляем возможность будущим родителям управлять рисками наследственных заболеваний, чтобы родить ребенка, свободного от мутаций и тяжелых наследственных заболеваний.

Словом, на данном этапе мы ни о чем не жалеем.

Но есть некоторая неудовлетворенность, связанная с недооценкой компании. В России пока ничтожно мало инвесторов, специализирующихся только на отрасли биотехнологий. Практически нет фондов. Но с другой стороны, рынок в начале своего развития, что несет большие возможности. И компания с такой сильной командой, как в ИСКЧ, имеет уникальные перспективы.

Мы сейчас создали уникальный генно-терапевтический препарат, создали бизнес-план для его продвижения на американском рынке. Если российский рынок потенциально оценивается в 35 миллионов, то американский - в 3,5 миллиарда. То есть весь наш девелопмент, всю нашу регуляторную деятельность мы практически проходим здесь для того, чтобы в конце концов получить 35 миллионов долларов. Если все то же самое мы делаем в США, то получаем рынок в сто раз больший.

Многие российские разработчики не готовы к этому морально. Они даже не готовят интеллектуальную собственность должным образом. Поэтому я вижу одну из основных ценностей нашей компании не только в материальных активах, но и в людях, которые здесь работают. В 2009 году я поставил задачу собрать команду профессионалов с большим потенциалом, что мы и сделали. И сейчас наша задача - с этой командой попробовать выйти на другие рынки. Люди - это одна из основных ценностей нашей компании.

Вообще-то мы нетипичная компания для биотеха. Нетипичная потому, что, как правило, биотехнологические компании берут один продукт или одну платформу и развивают их. У нас получается много и продуктов, и платформ. И это один из рисков. С другой стороны, это диверсификация. Важно найти золотую середину.

Тем не менее мы не просто существенно расширили наш pipe line, это могут сделать многие, но и в течение трех лет после IPO довели часть продуктов и услуг до рынка. Сейчас мы сосредоточены на той части, которая связана не только с девелопментом, но и с маркетингом. Мы приобрели уникальный опыт в девелопменте - регистрация, регулирование, производство. И не хотели бы терять этот опыт, именно поэтому сейчас мы создаем фонд, чтобы пользоваться своей экспертизой и предоставлять ее другим. Сейчас мы формируем портфель проектов, затем планируем собирать деньги, то есть готовы привлекать инвесторов.

- Вы будете инвестировать в чужие проекты?

- Да, в проекты из тех областей, которыми мы занимаемся, в которых у нас есть экспертиза. Мы выбрали регенеративную медицину, разработку и внедрение биофармацевтических препаратов, генную диагностику, медицинскую генетику в части услуг. Мы можем понять шансы реализации того или иного биотехнологического проекта лучше других. Я надеюсь, что наша экспертиза поможет дать реальное представление о состоянии и рисках проектах на всех его этапах.

- Есть ли какой-то порог рентабельности для компаний, которые вы собираетесь раскручивать?

- Есть понимание того, что существуют разные сроки окупаемости проектов в разных областях. Если мы говорим об IT и медицинских проектах, этот срок может быть три-четыре года. Если мы говорим о проектах, которые связаны с молекулой, и их внедрении, то это может быть шесть-семь лет. Мы понимаем, что не обязательно ждать шесть-семь лет, когда препарат окажется на рынке. Во второй фазе внедрения можно уже запустить IPO и привлечь деньги инвесторов, чтобы поделиться. Поэтому все очень сильно зависит от направления.

- Поделиться текущими затратами и перспективами заработка?

- Совершенно верно. Если раньше крупные инвесторы и фармацевтические компании в Европе и Америке входили в проекты начиная с идеи, то сейчас вход идет уже со второй фазы. В основном инвесторы хотят, чтобы были данные безопасности препарата, а также чтобы имелись первичные данные о его эффективности. Тогда они готовы профинансировать третью фазу, которая стоит денег: тут уже понятна математика, в значительной степени понятны риски.

Я считаю, что мандат нашей компании - сфокусироваться на первой и второй фазе. Мы можем привнести ценность в проект, если это разработка препарата - то еще и сформулировать правильные протоколы доклинических и клинических исследований, оценить реальные результаты и многое другое.

Все, о чем я сказал, касалось драг-девелопмента. По поводу других проектов есть разные подходы в окупаемости. Все очень индивидуально.

У нас есть еще одно направление - персонализированная медицина и профилактическая медицина. Это те области медицины и здравоохранения, которые, по моему мнению, будут основным получателем капитала и роста. Здравоохранение будет расти в принципе, но именно эти отрасли будут расти еще и потому, что сейчас меняется парадигма отношения к здоровью. Человек сегодня может думать не только о продолжительности своей жизни, но также о ее качестве.

Есть идея, что заболевание легче лечить, если раньше выявишь. Но заболевание еще легче предупредить. Большинство наших идей и концепций - из этой области.

Также есть еще несколько концепций, которые должны принести через какое-то время апсайд. Они связаны с развитием такого направления регенеративной медицины, как хранение биоматериала в банке, биологистика. Это то, что уже сегодня становится и обязательно будет в скором будущем инфраструктурой новой медицины, интересным объектом для инвестора. Медицинская генетика, раннее выявление заболеваний, предупреждение их в потомстве - развитие всех этих направлений окажет существенное влияние на экономику.

И чем больше мы возьмем рынки, чем больше наших брендов займет рынки на начальном этапе, тем в большем объеме мы сможем поучаствовать в будущем развитии. Это программа не одного года, а пяти-десяти лет. И я предполагаю, что тот бум, который длительное время был в доткомах, теперь повторится в сегментах healthcare и life science. Я знаю, что развивать компетенции и иметь активы в этом направлении очень выгодно.

- Однажды вы уже сотрудничали с биржей. Понадобится ли она вам еще, понадобится ли вам еще брокер?

- Да, нам понадобится и биржа, и брокер. У компании есть серьезные и большие планы экспансии на новые глобальные рынки: США, Европы и Китая. Для реализации этих планов нам нужны инвестиции. Мы планируем в ближайшее время SPO.

В 2009 году с точки зрения экономики мы могли поступить по-другому - попробовать поискать отдельного инвестора и сделать IPO сейчас. Сейчас наша оценка была бы выше. Но я считаю, что сама биржа дала нам больше, чем просто деньги, которые можно было взять в private equity. Это один из понятных форматов. Многие компании IT, биотеха привлекают деньги, но разный менеджмент по-разному решает задачи. Если использовались схемы private equity, то становится значительно сложнее осуществлять собственные задачи, потому что есть крупный инвестор, который обязывает. Мы не пошли в private equity, потому что это означает возможную потерю стратегии.

Покупка идей рынком - это очень важно. Через покупку акций рынок финансирует какие-то идеи, и это открывает значительно больше возможностей, чем если это делать через private equity фонд.

В Америке рынок структурирован примерно так же - там есть компании, которые работают в "идеях".

Я настолько вижу здесь перспективы, что даже поучаствовал в проектах совместно с IPOboard. Здесь, наверное, имеет смысл сказать, что IPOboard - это онлайновая информационно-торговая система для привлечения капитала перспективными непубличными компаниями, прежде всего инновационными. То есть это площадка, которая является мостиком между собственно сектором РИИ Московской биржи и компаниями. Это промежуточный вариант работы через биржу, когда перспективная и еще непубличная компания может стать относительно публичной, более доступной и получить больше коммуникаций с инвесторами и капитал.

Из трудностей нынешней ситуации можно отметить изменяющиеся правила игры, недоработанную регуляторную сферу. Например, один из наших проектов связан с неинвазивной пренатальной диагностикой. На десятой неделе беременности по крови матери мы можем выявлять плодную ДНК и анализировать, существуют ли риски рождения ребенка с синдромом Дауна или другими хромосомными нарушениями. Мы сейчас начали предоставлять эту услугу. А в Америке, например, компания с аналогичным сервисом была организована в 2010 году, в марте 2012-го начала предоставлять услугу, а в 2013 году у нее уже было 180 тысяч клиентов, а весь рынок составил 400 тысяч. Прогнозируемый рынок в России составляет 10 тысяч человек. Почему эта услуга быстро оказалась на американском рынке? Потому что там регуляторная среда структурирована таким образом, что решение принимает страховая компания. И она несет расходы, в случае если родится ребенок, скажем, с синдромом Дауна. Так что страховщик покупает услугу диагностики, поскольку выгоднее платить за этот сервис, предупредить заболевание, а не выплачивать огромную страховку по лечению тяжело больного ребенка.

А вот наш препарат "Неоваскулген", который мы зарегистрировали в 2011 году, в РФ большинство пациентов покупать не может, поскольку он не включен в список жизненно важных лекарственных препаратов (ЖНВЛП). Без включения в этот список его не могут покупать больницы, его можно приобрести только частным образом. И ОМС не может это финансировать. Третий год список жизненно важных препаратов в РФ не меняется, - как будто ни в мире, ни у нас ничего не происходит! Соответственно, в России значительно больше барьеров на пути к рынку.

В сфере биотехнологий эта проблема точно существует.

Это, конечно, может останавливать потенциальных инвесторов. Хотя мне кажется, государство пытается влить в эту область значительное количество денег. Эти деньги в проектах, и эти проекты рано или поздно дойдут до тех стадий, когда вопросы организации рынка будут решаться.

Для инвесторов сейчас есть возможность инвестировать не столько в российский рынок, сколько в команды и разработки. Ведь команда - одна из существенных частей процесса. Если команда может довести разработку до рынка, создать патенты для международных рынков, то перспективы велики.

- Мое мнение таково. Вся прибыль от капитала, который инвестируется в рынок инноваций и инвестиций, нужно освободить от налога на прибыль. Не вижу смысла облагать на общих условиях частный капитал, который инвестируется в самые востребованные государством области. Снять все налоги в ноль на пять-десять лет! Это привлечет и физических инвесторов.

Еще важный момент.

Если мы хотим, чтобы девелопмент инновационных препаратов и их внедрение было активно, то многое надо доработать в регуляторике.

Естественно, если у государства есть стратегия инновационного развития, где декларируется, что часть бюджета нужно тратить на инновационную продукцию (до 5%), то должен быть список инновационной продукции. Но это пока не работает.

Реальное наличие такого списка как работающего механизма давало бы возможность направлять в эту сферу хотя бы часть бюджета. Мне кажется, это простимулировало бы рынок, и для инвестора появилось бы больше возможностей и интереса к отрасли.