Юрий Симачев (Вестник НАУФОР №11 2014)

Юрий Симачев заместитель генерального директора Межведомственного аналитического центра

"ИННОВАЦИЯ ИЩЕТ СТРАТЕГИЮ" Интервью.

Практической инновационной стратегии как не было, так и нет Правительство не видит четких трендов развития инновационной системы; введение санкций ничего пока не поменяло

О том, возможно ли стимулировать инновации в неблагоприятной внешней среде и при отсутствии технологической стратегии, рассказывает Наталье Калиниченко заместитель гендиректора Межведомственного аналитического центра Юрий Симачев.

- Юрий Вячеславович, в своих работах вы утверждаете, что многие меры по стимулированию инноваций не действуют в неблагоприятной внешней среде. Как вы оцениваете параметры внешней макроэкономической среды сегодня? Меняются ли приоритеты российской научно-технологической политики? Какие меры стимулирования инноваций нужны сегодня?

- Было бы неверно говорить, что именно введение санкций привело к ухудшению результатов научно-технологической и инновационной политики российского государства, а до этого все было хорошо. Нет, и до этого наблюдались серьезные проблемы, кризис жанра (а он имеет место) отнюдь не связан с санкциями и стал очевиден года полтора назад. После 2008 года ожидалось, что все снова будет развиваться, но применительно к инновациям ожидания не реализовались. Вообще говоря, еще до финансового кризиса было видно, что с инновациями что-то не так. Каждый раз, на каждом этапе возникают свои проблемы, из-за которых те меры, которые реализует правительство для повышения инновационного потенциала, не дают итогового эффекта - увеличения производства инновационной продукции, повышения производительности, расширения высокотехнологичного экспорта.

Измерителем инновационности, прежде всего, является экспорт, а его доля на мировом рынке у России существенно не улучшается.

Показатели разочаровывающие.

Еще один принципиальный показатель - соотношение государственных и частных расходов в НИОКР. В России это соотношение перевернуто: превалируют расходы государства. Частный бизнес, по тем или иным причинам, не заинтересован в проведении исследований и разработок, которые являются основой для выпуска конкурентоспособной продукции.

До кризиса у государства были большие финансовые ресурсы, и у бизнеса не возникало особых потребностей заниматься инновациями, поскольку была возможность освоения бюджетных средств, расширения выпуска типовой продукции и услуг, внутренний рынок достаточно бурно расширялся, пусть за счет господдержки.

В кризис, казалось, появились возможности для расширения инновационной деятельности. Некоторые компании считали, что освободится место на рынках за счет ухода неэффективных конкурентов и появится доступ к квалифицированной рабочей силе. Но государство, решая задачу поддержания социальной стабильности (а определить, на каком оптимальном уровне нужно ее решать, очень сложно), как мне представляется, пережало это направление: осталось довольно много неэффективных предприятий и собственников. Поэтому свой выигрыш инновационные компании от перераспределения в кризис не получили. На уровне крупных компаний четко возникала даже не развилка, а одновременная мотивация. Мы задавали руководителям компаний вопрос: "Какие вы видите преимущества от кризиса?". К вопросу прилагались подсказки: 1) получение дополнительной бюджетной поддержки, 2) новый персонал и 3) рынки. Многие компании называли сразу все преимущества, но по факту оказалось, что большинство пошло за государственной поддержкой.

После кризиса, казалось бы, улучшились условия, смягчились бюджетные ограничения. Был предложен ряд серьезных мер, связанных с реализацией инноваций. Была запущена по новой деятельность РФТР (Российского фонда технологического развития), принята программа инновационного развития крупных госкомпаний, появились налоговые стимулы, созданы технологические платформы. Но для посткризисного этапа характерным стало отсутствие долгосрочных планов и представлений о правилах игры. Очень многие решения - пенсионные, налоговые - оказывались отложенными (вспомните также посткризисный этап той же приватизации). И эта неоднозначность стала существенным внешним ограничительным фактором для расширения инноваций.

То есть на каждом этапе появлялись положительные факторы для расширения инноваций, но при этом возникали и достаточно серьезные ограничения реализации их потенциала.

Конечно, санкции ухудшили положение. Но и до их введения мы не видели четкого тренда на развитие инновационной системы. Тренды к расширению расходов бизнеса на инновации были совершенно неочевидны, не было заметно и расширения инновационной продукции в общем объеме выпуска компаний.

Хотя, следует заметить, что, к примеру, у финансовых институтов развития все же происходило некоторое накопление компетенций, возникло понимание, что дело не только в деньгах. И это один из серьезнейших уроков: нельзя деньгами компенсировать недостатки внешней среды.

Неблагоприятная среда во многом связана не с тем, что/кто нас окружает, а с тем, что делаем мы сами. Мы поставили цель выяснить, что является основными барьерами в расширении инновационной деятельности компаний. Оказалось, что это барьеры внутренние, связанные с бюрократией в компаниях. Они ограничивают восприимчивость компаний к инновациям. А поскольку инновациями занимаются в основном крупные компании, то получается, что этот ограничитель очень серьезный.

Второе ограничение - слабо предсказуемая государственная политика. В условиях недостаточной предсказуемости компания, конечно, может рисковать, реализовать инновационные проекты, но это будут скорее проекты с небольшими сроками, не столь чувствительные к внешним условиям - например, к тарифам на услуги субъектов естественных монополий.

В России есть множество унаследованных от прошлого структурных проблем, которые плохо решаются. Был период, 90-годы, когда были разорваны практически все связи между производственными компаниями и научно-исследовательскими институтами. В течение довольно длительного времени сектор исследований и разработок существовал вне связи с бизнес-сектором. Сейчас делается попытка снова обеспечить какую-то стыковку между бизнесом и научными институтами. Принимаются решения по приоритетным направлениям проведения исследований и разработок, по тематике приоритетных исследований. Но много времени уже потеряно, и многие компании в своих потребностях ушли от существующих возможностей российского сектора исследований и разработок. Они ищут технологии на внешних рынках, причем стремятся покупать их в готовом, в овеществленном виде, как некий набор оборудования. Это проще, и гораздо менее перспективно с позиций обучения и апгрейда, развития соответствующей технологии.

Я бы, кстати, не переоценивал роль именно прорывных инноваций. Можно двигаться достаточно быстро и динамично за счет быстрого распространения лучших доступных технологий. Большой вопрос, что правильнее для экономики в целом - чтобы одна компания обладала прорывными технологиями, или чтобы тысяча или две тысячи бизнесов владели типовыми хорошими конкурентоспособными технологиями.

Благоприятная среда для инноваций складывается из массы вещей, связанных с отношением к бизнесу, в том числе, с признанием факта, что люди могут неплохо зарабатывать своим трудом. А еще менее распространено представление, что зарабатывать можно интеллектом. Да, уже стали происходить определенные сдвиги в плане понимания роли стартапов, молодых инновационных компаний, но этот процесс не стал пока всеохватывающим.

Не хватает новых молодых предпринимателей с инновационной ориентацией. В стране достаточно мала доля активного населения, готового открыть свой бизнес. Молодые люди предпочитают идти на работу либо в крупную госкомпанию, либо в госучреждение. Потому что при работе в бизнесе возникает слишком много внешних рисков, в том числе связанных с изменением правил игры.

Не буду останавливаться на всех институциональных проблемах, которых очень много. В других странах, в той же Латинской Америке, тоже есть институциональные проблемы. Но там иногда удается достаточно быстро продвинуться в инновационном развитии, - взять хотя бы пример Чили. Их инновационная политика в гораздо большей степени ориентирована на независимую внешнюю оценку, по результатам которой принимаются решения. Они более открыты, меньше боятся привлекать внешние компетенции.

Иногда начинать проще, чем развивать. Например, всем было понятно, что в России нет собственных удачных моделей легковых автомобилей, поэтому довольно хорошо пошли проекты промсборки автомобилей. Они были поддержаны на местном уровне, процесс стал устойчивым, и вряд ли его свернут. Хотя процесс этот неоднозначен: сегодня в стране сосуществуют фактически два уклада - старые предприятия, которые попытались модернизировать изнутри, и вновь построенные с участием иностранных инвесторов. И когда у первых возникают проблемы, то государство продолжает им помогать, субсидировать, поскольку это связано с проблемами моногородов, занятости населения.

А в тех отраслях, где российская наука занимала в свое время передовые позиции, делать ставку на привлечение внешних компетенций было не совсем приемлемым.

В то же время должен заметить, что ощущение, будто на внешнем рынке можно купить любые технологии и знания - очень упрощенное, оно не соответствует действительности. По мере того, как компетенции крупных компаний становятся заметными на внешних рынках, их партнеры начинают пристально следить за форматом взаимодействия, контролировать, что именно передают этим партнерам. Это вполне нормально и естественно. Это означает, что России неизбежно надо расширять собственные научные компетенции - не обязательно производить все технологии самим, но следует обеспечивать восприимчивость к новым знаниям и технологиям.

Что касается горизонта планирования, это принципиальная проблема. Ограниченный горизонт планирования в бизнесе становится запретительным ограничением для инноваций в ряде секторов, поскольку в некоторых из них сроки окупаемости довольно длинные. Если нет горизонта планирования, выходящего за соответствующий период, то инвестиций и инноваций не будет. Этот горизонт принципиальным образом зависит не только от стабильности внешней среды (она нестабильна не только у нас), но и от предсказуемости поведения государства. Для игроков важно ощущать ясность условий, по которым государство совершает либо одно действие, либо другое.

Сейчас ощущение стратегии утрачено. При этом производится грандиозное количество стратегических документов. Наш аналитический центр тоже участвовал в написании подобных документов. Объективно смотришь на некоторые из них - они становятся все лучше и лучше, качественнее и качественнее. Но возникает ощущение, что весь эффект от их появления (не могу сказать, что вредный) состоит лишь в том, что у людей в процессе обсуждения возникает общее представление о том, как и куда двигаться дальше. Но этим все чаще и исчерпывается. Дальше начинаются ситуативные решения: возникает система отдельных волевых решений как некая попытка добиться конкретных результатов.

Увлечение коэффициентами эффективности и показателями на уровне компаний с госучастием (такие коэффициенты вводятся применительно к деятельности госкомпаний в программах инновационного развития), в министерствах и ведомствах кажется мне довольно сильным заблуждением.

Это часто приводит к стремлению лишь имитировать деятельность.

Вообще эта идея сейчас очень популярна - чтобы повысить эффективность деятельности министерств и ведомств, давайте распишем для них соответствующие индикаторы. Индикаторы есть в программах, стратегиях, за их исполнение отвечают соответствующие министерства. Но реально имеет значение лишь стремление тем или иным способом добиться выполнения той или иной цели. Индикативная цифра при этом может являться лишь внешним отражением того, что что-то изменилось. Если ее рассматривать как целевой показатель, могут происходить не совсем правильные изменения в политике.

Толчок к сотрудничеству

- Многие опрошенные вами руководители предприятий отмечали, что значительный эффект имело постановление правительства № 218, принятое в апреле 2010 года. Что революционного в этом постановлении и почему оно так повлияло на инновационную систему?

- Этим постановлением был запущен инструмент "matching grants" (связанные гранты). Это когда компании предоставляется субсидия в расчете, что она закажет нужное исследование/разработку отечественному вузу, институту. Безусловно, это пример деятельности, в процессе которой инновации стимулируются не только деньгами, а также возможностью получить дополнительные компетенции, навыки; при этом происходит взаимное обучение.

Минобрнауки распределяло эти средства на конкурсной основе. Компания и ее научный партнер приносят в министерство свой проект, рассказывают (в тексте заявки), что планирует организовать конкретное производство, для которого надо провести соответствующие исследования и разработки. У государства на эти цели берется субсидия, дополнительно предприятие тратит свои деньги. Причем компания сама отвечает за то, что она целевым образом потратила субсидию. Контролером за качеством исследований и разработок становится сама компания, а не государство.

Можно было пойти привычным путем - выделить грант институту и попросить его что-либо разработать. Но дальше всегда возникал вопрос: кому может быть нужна сделанная разработка, может быть, она больше интересна самому институту (институты уже давно научились правильно отчитываться перед государством), а не компаниям? Новая схема позволила всех поставить в другие условия. С появлением новой схемы выделения грантов у компании-заказчика и института возник определенный позитивный конфликт.

- Компании и разработчики-институты вместе идут на конкурс за гратами?

- Проект готовили вместе, дальше начиналось неформальное обучение: чему-то начинала учиться компания у института, чему-то - институт у компании, появлялись менеджеры, которые начинали заниматься проектами. Это мне и показалось успешным, поскольку новая схема базировалась не только на деньгах, но и на изменении взаимоотношений, на возможностях взаимного обучения.

Эта схема создавала условия (базу) для поведенческих изменений, что гораздо важнее.

Не работает простая схема, когда кому-то платят, а люди за плату работают пропорционально полученной сумме: больше дали денег - больше стали делать, и наоборот. Я имею в виду ту же инновационную продукцию. Гораздо важнее, когда государство, дав денег, может спокойно уйти. Потому что компания и вуз поняли, что им интересно друг с другом взаимодействовать в инновационной сфере и без поддержки государства.

-Получается некий толчок к сотрудничеству?

- Да, стартовый толчок для поведенческих изменений.

По поводу инструментов стимулирования. За рубежом существует масса индикаторов эффективности применяемых инструментов поддержки - налоговых, финансовых, институтов развития. Главный вывод таков: нет идеала. Да и не надо пытаться выстроить какой-то идеал. Налоговые меры хороши тем, что позволяют расширить масштабы существующей инновационной деятельности. Финансовые позволяют удлинить сроки реализации проектов, запустить новые проекты. У государственного администрирования тоже есть и свои преимущества, и недостатки. Очень плохо, когда пытаются сделать идеальным лишь один инструмент, который имеет свой набор преимуществ и недостатков.

Например, государство может дать налоговую льготу по расходам на исследования и разработки по приоритетным направлениям (определяются правительством). Понятно, что при оценке налоговых мер возникают некоторые проблемы: требуется понять, на что пошли эти расходы, как они были использованы. В этом смысле есть преимущество у финансовых мер: там можно проконтролировать, куда и на что пошли деньги, и дозировать используемые ресурсы. В то время как объем расходов при применении налоговых мер стимулирования квотировать сложно - все зависит от базы, которая есть у компаний. Как раз поэтому налоговые и финансовые меры сочетают.

В России есть нюансы. Например, по проведенным НИОКР требуется предоставлять в налоговую службу специальный отчет, а если налоговая захочет, то может проводить соответствующую экспертизу. Тут для компании возникают большие риски. Многие компании, имеющие право на льготы, ими не пользуются - из-за рисков проверок или исходя из сложной бюрократической отчетности, когда это касается финансовых мер стимулирования.

В сфере получения поддержки от государства в России среда неблагоприятна, потому что велика вероятность, что за поддержкой придут те, кто не совсем готов распорядиться ею рационально. Чиновники стремятся максимально контролировать целевой характер использования льгот, компании вынуждены заполнять массу отчетности. Чиновников здесь можно понять, потому что с них это требуют. А у компаний возникает соблазн какие-то проблемы "заткнуть" господдержкой: если дают денег, то позже можно просто отчет написать.

Есть компании, которые любят брать государственные деньги, есть те, которые почти этим не пользуются. Оценить инновационные проекты всегда сложно из-за их рискованности. Лишь года два-три назад начали признавать, что при выделении денег на инновации возможен и нулевой эффект. В том, что проект закончился неудачей, может не быть никакого злого умысла ни со стороны исполнителя, ни со стороны организации, которая дала деньги. Даже соответствующие поправки внесли в закон о науке. Но на практике очень хочется, чтобы проект завершился положительным результатом. В этом смысле поведение государства ориентировано на подбор надежных проектов и компаний. Если компания брала деньги и убедительно отчиталась, скандалов не было, давайте и на этот раз выделим ей финансы. Мы видим, что поддержка достается приличным компаниям, со стабильным финансовым положением, но это ограничивает приток новых молодых компаний с хорошей динамикой развития, но вполне объективно не имеющих истории взаимоотношений с государством.

В отсутствие технологической стратегии

- Достаточно ли в России научного потенциала для широкого внедрения инноваций? Бывшие отраслевые министерства - в каком они состоянии?

- Вопрос очень сложный. Здесь нужно говорить о потенциале фундаментальной и прикладной науки. Безусловно, потенциал первой лучше, потому что прикладная наука в течение длительного времени была не востребована, а фундаментальная худо-бедно государством поддерживалась, в той же Академии наук культивировалась.

Второе. Внутри и фундаментальной, и прикладной науки есть сильные и слабые направления. Уровень неоднородности очень сильный, в том числе в отдельных институтах. Одна из проблем взаимодействия с институтами, в том числе академическими, состоит в том, что трудно заключить договор с их сильными подразделениями - только со всем институтом. А институты, как правило, стремятся повесить на сотрудничество по отдельным направлениям все свои издержки. Это просто невыгодно для небольших компаний. Поэтому в ряде случаев идет неинституциализированное взаимодействие с отдельными учеными, ценными специалистами. Это тоже неплохо, но тогда не происходит демонстрации успеха тех или иных лабораторий.

И третье. У нас могут быть некоторые неплохие приоритетные направления, но это не означает, что они попадают в структуру спроса компаний. Неоднократно говорилось, что нам нужно существенно модифицировать саму систему научного взаимодействия: возможны различные страновые альянсы, кооперации. Это нормально, так поступают все. Это как раз создает надежность, когда идет кооперация с несколькими странами, диверсификация.

- Вернемся к санкциям. Недавно Америка и ЕС ввели ограничения на ввоз высокотехнологического оборудования в Россию…

- Это серьезное ограничение. Бывают технологии, которые торгуемы, но они очень слабо поддаются улучшению. Понятно, что технологии периодически надо развивать, расширять, улучшать. Ряд экспертов отмечают, что у России внятной технологической политики не было. Не обозначено, какие технологии реально являются для нас ключевыми, базовыми. И это уже не вопрос санкций, этот вопрос постоянно возникал и раньше. Промполитика в каких-то проявлениях была иногда эффективной, иногда нет, будь то автомобильная или авиапромышленность, наноиндустрия или фармацевтика.

Но что касается технологической политики - ее нет вообще. Видимо, и в силу понятийной сложности, и того, что очень сложно найти консенсус между бизнесом и наукой. Бизнес говорит, что наука не дает ему требуемого, и наоборот: наука считает, что бизнес плохо мотивирован к инновациям. Очень важно, когда такого рода взаимодействие переводится в состояние позитивного конфликта, когда спор приводит к взаимному обучению и лучшему взаимопониманию.

Многие проблемы видны, казалось бы, еще до начала взаимодействия, но в процессе взаимодействия представление о них меняется, они оказываются легко разрешимыми (или вообще не проблемами). А реально возникают совсем другие сложности. Такие проблемы называют отпугивающими, но они-то в ходе обучения лучше всего и снимаются.

Применительно к господдержке мы тоже увидели эффект отпугивания. У компаний, которые ни разу не пользовалась ни одной льготой, присутствует искаженное представление о рисках, иногда гипертрофированное по сравнению с компаниями, активно пользующимися господдержкой. Да, выделение господдержки означает большие бюрократические издержки. Но ряд представлений компаний - потенциальных получателей грантов носит фантомный характер. Если рассказывать достаточно обстоятельно и внятно как о положительных, так и об отрицательных уроках всего обсуждаемого нами процесса, то эффект будет позитивным.

У нас должна быть аналитическая пресса.

- А в России ее много?

- Немного. Нельзя ограничиваться рассказами о том, как у нас все замечательно и прекрасно. Попытка перевести анализ инновационных процессов в разряд шоу-бизнеса - это не здорово. Здесь основным агентом для изменений является собственно сам бизнес.

Институты развития: риски нужно снижать, а не множить

- Ваш центр недавно закончил анализ работы институтов развития. Насколько прозрачна система выделения финансирования, насколько доступна для предприятий? Насколько активно ею пользуются предприятия? Как в принципе можно оценить эффективность работы системы институтов развития? Насколько они заменяют (дополняют) финансирование бюджетное (целевых программ)?

- Все признают, что бюджетный кодекс существенным образом ограничивал поле для применения инструментов развития. В результате неизбежно возникали попытки это ограничение пробить - через создание госкорпораций, часть из которых, по сути, являлась институтами развития, регулировалась отдельными законами. Так создавались Банк развития (ВЭБ) и Роснано.

Институты развития создавались как некие организации, которые не столь жестко ограничены бюджетным процессом. Они наделены средствами, которые могут достаточно гибко тратить. У них возникают на собственном уровне мотивации к обеспечению окупаемости, привлечению квалифицированного персонала, некая автономность. Следует также понимать, что имеется разделение: есть понятие "агент правительства", когда некий институт выполняет поручение правительства, а есть миссия института развития. Всегда считается, что преимуществом института развития является некая отдаленность от текущей конъюнктуры: он ориентирован на более длительную стратегию. Страна прошла большой путь в этом направлении, создано достаточно много институтов развития. Безусловно, произошло накопление новых компетенций, возникло понимание, что и как должно работать, произошла обкатка структуры, инструментов. И что очень ценно - институтам развития удалось зацепить представителей нового бизнеса, формирующих спрос на современную инновационную политику.

Сколково создало некую среду, где людям комфортно между собой взаимодействовать. Собралась достаточно ощутимая совокупность молодых предпринимателей, понимающих, что такое инновации, открытых, взаимодействующих с наукой, динамично развивающихся. И эти люди формируют новый спрос, в этом нет ничего плохого.

В экономике параллельно существует несколько бизнесов-укладов, они предъявляют разный спрос на то, как должна быть устроена экономика для того, чтобы их спрос развивался. У них разная ментальность. Это как люди старого поколения, так и нового. Но на уровне бизнеса нельзя сказать, что одни предприятия хорошие, а другие плохие.

Следующий тезис. Нельзя говорить об универсальной идеальной инновационной политике, применимой ко всем секторам.

Настройка поддержки - по длительности, условиям, инструментам, по разным секторам - будет отличаться для разных проектов. В каких-то секторах поддержка нужна для ограниченной совокупности крупных компаний, ориентированных на государственный спрос. В другом случае поддержку следует адресовать молодым, подвижным, мобильным компаниям, которые легко могут перенести свои компетенции. И это - разные типы поддержки.

Мы очень часто не видим тонких позитивных эффектов некоторых программ, их нельзя измерить в цифрах. Это может быть некоторое знание, которое кому-то передано. Это может быть эффект вне проекта. Условно говоря, сам проект балансирует на грани безубыточности, но от него возникает масса положительных экстерналий для остальных участников. Такие проекты в первую очередь и надо поддерживать, пусть даже с точки зрения бизнеса они неинтересны. Но они обеспечивают позитивные позиции для реализации других проектов, создается соответствующая инфраструктура.

Этими проблемами стали в последнее время активно заниматься, и вот результаты начали уже отражаться в государственной политике, в том числе, в деятельности институтов развития. Пошел процесс лучшей настройки этих институтов.

Конечно, осталась масса проблем. Как мне кажется, ни проблему демонстрационного эффекта, ни привлечение частного капитала институты развития в должной мере пока не решают.

Они еще не показали, что частный бизнес способен заниматься инновационной деятельностью. Более того, происходит расширение сфер деятельности существующих институтов развития, а также появляются новые. И сразу возникает вопрос, почему: либо обнаружены дополнительные провалы рынка, либо институты развития работают так, что количество провалов рынка не сокращается, а расширяется. Если институты развития начинают влезать в ту область, где работали частные инвесторы, они, естественно, начинают их вытеснять.

Еще одна проблема инновационной политики: существует множество инструментов институтов развития, одни работают хуже, другие лучше. На уровне самих институтов развития есть более эффективные и менее эффективные направления. Процесс оценки результатов программ настроен на демонстрацию каких-то цифр и достижений, он формальный и иногда связан с межведомственной борьбой, конкуренцией. Нормальной независимой, обстоятельной оценки нет.

Но цель - не в том, чтобы в результате оценки кого-то наказали, а чтобы по результатам пошел процесс обучения и распространения лучших практик.

Никого не нужно считать виноватым. Изначально нет оракулов, способных сказать, что конкретная программа - плохая. Нет вредителей, которые специально запустили плохую программу. Просто так получилось, что программа оказалась не адаптированной, не ориентированной на конкретную специфику, и мы честно это признаем. Но должны четко выделяться причины неэффективности программы, чтобы в следующий раз не наступить на те же грабли.

А у нас же неоднократно повторяются ошибки в неэффективных программах, потому что никто не мотивирован их изучать, любое такое изучение означает признание собственной ошибки.

А права на ошибку у представителей министерств, к сожалению, нет.

- Расскажите, пожалуйста, кем был создан Межведомственный аналитический центр?

- Центр создан в 1992 году по распоряжению правительства специально для аналитической поддержки решений, принимаемых в области инновационной, технологической и промышленной политики. Центр проводит исследования для Минобрнауки, Минпромторга, Минэкономразвития, крупных компаний. Представители центра входят в различные рабочие группы и комиссии, например, в межведомственную комиссию по реализации инновационной политики, в межведомственную комиссию по технологическому развитию, в экспертный совет Правительства.

У нас есть специалисты, которые занимаются программами инновационного развития, анализируют их результаты, занимаются технологическими платформами. Есть направления, которые показывают, что происходит с инновационными кластерами, или что происходит после принятия 218-го постановления правительства. То есть изучают, какие достигнуты результаты, какие проблемы возникают у игроков, какая нужна помощь, какое нужно сопровождение и мониторинг. Есть направление, связанное с проведением опросов и интервью и анализом их результатов. Оно ориентировано на публичность в представлении результатов, и мы уже тогда принципиально не пользуемся внутренними данными.

На нашем сайте (www.iacenter.ru) представлены результаты некоторых из наших работ, ориентированных на публичное обсуждение, многие презентации по нашим докладам, а также информация об основных направлениях деятельности центра.