Наталья Акиндинова (Вестник НАУФОР №7-8 2016)

Ресурсная модель экономики, основанная на извлечении энергетической ренты, вряд ли просуществует более трех-четырех лет. Нас ждет слабая рецессия, переходящая в стагнацию, считает Наталья Акиндинова, директор Института "Центр развития", давшая интервью обозревателю журнала "Вестник НАУФОР" Наталье Калиниченко.

СИЛА ИНЕРЦИИ

В российской экономике в мягкой форме развивается инерционный сценарий. С элементами мобилизационного

- Наталья Васильевна, каков ваш сценарий поведения отечественной экономики до конца 2016 года и какова оценка ее нынешнего состояния?

- В динамике инвестиций и потребительского спроса - слабая рецессия, переходящая в стагнацию (видимо, с учетом накопившейся инерции прошлого года). Ситуацию пока не удается стабилизировать, точнее, она пока не стабилизировалась. В этом году, скорее всего, будет небольшое падение ВВП, околонулевые темпы возможны лишь в следующем году. Мы просчитали два сценария - с ценой на нефть в 35 долларов и в 45 долларов - сейчас ситуация развивается, скорее, по второму сценарию. С учетом последних тенденций на нефтяном рынке этот сценарий предполагает, что через полгода падение экономики составит 0,8 процентов или около того.

- Примерно такие же цифры дает консенсус-прогноз Центра развития НИУ ВШЭ.

- Мы проводили опрос в середине мая, получили среднюю цену нефти - 41 долларов на этот год, а дальше ожидается небольшой рост в течение нескольких лет. Тем не менее и консенсусный, и наш прогнозы построены на том, что период низких цен затянется на несколько лет. Диапазон от 40 до 60 долларов за баррель предполагает режим адаптации экономики к более низким ценам.

- Каковы среднесрочные перспективы развития российской экономики в условиях действия санкций? В прошлом году вы говорили, что наиболее вероятен мобилизационный сценарий. Насколько мы близки к нему теперь?

- Сейчас, скорее, можно говорить о том, что в российской экономике в довольно мягкой форме развивается инерционный сценарий с элементами мобилизационного.

Можно было ожидать, что реакция на экономические проблемы пойдет по пути бо?льшей централизации ресурсов, вертикализации управления. При этом усиливается концентрация государством финансовых ресурсов на определенных направлениях. Сохраняется достаточно большая степень ручного управления. Сейчас мы видим, что эти механизмы оказываются недостаточно эффективны. Можно добиться определенной стабилизации, но роста - нет.

Сейчас, несмотря на радикальное снижение цен на нефть и геополитическую напряженность, экономические агенты предпочитают не "мобилизовываться", а вести себя в рамках ранее сложившейся "рентной" модели, которая основана на борьбе за доступ к поступающим в экономику нефтегазовым ресурсам (в основном за счет их перераспределения через бюджет). Сейчас нефтегазовая рента иссякает, но чиновники и аффилированные с ними представители бизнеса пытаются продолжать действовать в привычном стиле. Это может продолжаться еще какое-то время. В целом отдача от этой модели уже упала и будет падать дальше. Но ситуация, видимо, будет развиваться в рамках инерционного сценария до тех пор, пока не будут исчерпаны накопленные бюджетные резервы.

- Возможен ли рост в отечественной экономике в нынешних условиях? Если да, то по каким сценариям?

- С точки зрения темпов экономического роста это сценарий стагнации или очень медленного роста порядка 1-1,5 процентов. В условиях санкций ресурсы извне экономика получать не будет. Внешний долг РФ по сравнению с уровнем середины 2014 года сократился на 217 млрд долларов. Все эти деньги - чистый вычет из наших располагаемых ресурсов. Варианты с выходом на более высокие темпы экономического роста выглядят пока менее вероятными.

- Является ли сегодня предпочтительным инерционный сценарий? Есть ли возможность для продолжения реформ?

- Опрос экспертов, который мы проводили в рамках подготовки доклада к апрельской конференции НИУ ВШЭ, дал достаточно объективные результаты. Наиболее вероятным является инерционный сценарий, но он не предпочтителен, поскольку в случае его реализации экономика достаточно долго будет стагнировать.

Реформаторские сценарии - это сценарии постепенного развития, когда улучшения происходят постепенно, без рывков. Тем не менее руководство пытается осуществлять реформы, общество эти реформы поддерживает, принимает, в результате чего происходит развитие. Ключевым моментом является наличие общественной дискуссии, когда совместно вырабатываются приемлемые, более удачные решения. Надо сказать, что этот сценарий предпочитает 67 процентов опрошенных нами экспертов, но вероятность его реализации оценивается очень низко, потому что та инерционная модель, в которой мы пребываем, сейчас является равновесным состоянием для экономики. Она выгодна всем участникам, позволяет минимизировать издержки, не подвергать себя избыточному риску. В первую очередь это касается элитных групп. Им не выгодны изменения, связанные с потерей влияния, рейтингов, материальными потерями, что очень важно в нашей ситуации. Поэтому попытка все законсервировать отвечает интересам групп, у которых есть власть.

Почему этот сценарий не является устойчивым? Для его поддержания требуется постоянный приток ресурсов, сейчас он держится за счет больших накоплений ресурсов в бюджете, прежде всего потому, что накопления позволяют финансировать расходы на сложившемся уровне. Но мы понимаем, что эта ситуация неустойчива - каким-то образом нужно привести расходы в соответствие с доходами, и в этом случае объем ресурсов для дележа сократится. Система должна начать меняться.

Есть несколько вариантов возобновления экономического роста. К росту может подтолкнуть восстановление цен на нефть, в этом случае он не превысит 2-3 процента. Сценарий со стабильно низкими ценами на нефть предполагает длительную стагнацию или темпы роста 1-1,5 процента. Возможен еще один инерционный сценарий, когда система работает, пока полностью не исчерпает свой ресурс.

Самый высокий рост ожидается при реформаторском сценарии, если будут проведены реформы пенсионная, государственного управления, системы контроля и надзора, судебная и правоохранительная.

- Какова вероятность того, что будет дан толчок реформам?

- Очень низкая, меньше 20 процентов. В принципе, реформаторский сценарий возможен, но похоже, что переход к нему произойдет не раньше, чем полностью закончатся фонды.

- То есть нужно сначала хорошо упасть? Пока есть ресурсы, никто не думает об изменениях?

- Именно. Вероятно, реформаторский центр будет работать под руководством Кудрина в рамках Центра стратегических разработок. У экс-премьера и в КГИ были определенные наработки, в том числе по реформам судебной и правоохранительной системы, но я думаю, все эти наработки получат шанс осуществиться не раньше 2018 года.

- А до парламентских выборов?

- До этого момента - точно нет.

- А после?

- Возможны небольшие решения, прежде всего в бюджетной сфере, там подпирает сильнее. Минфин понимает, что было бы хорошо ввести новое бюджетное правило - изымать все доходы от продажи нефти свыше 40 или 50 долларов и свести дефицит до одного процента с нынешних почти четырех. В этой сфере решения могут приниматься, но не радикальные. Бюджетная консолидация при прочих равных условиях подавляет экономический рост. Это будет один из факторов, благодаря которым стагнация продолжится еще несколько лет. При отсутствии других источников роста этот фактор действует в минус.

- Как вы оцениваете текущую бюджетную политику?

- Это основной давящий фактор. Ее основной посыл все же - бюджетная консолидация, приведение расходов в соответствии с доходами, попытка воздержаться от повышения налоговой нагрузки. Это выглядит достаточно здраво. Если мы предполагаем, что 100 долларов за баррель не будет в ближайшей перспективе, то поддерживать потребление на этом уровне неразумно и неправильно. Но, к сожалению, эта консолидация носит более фискальный характер, чем хотелось бы.

В текущей политике есть много структурных моментов, особенно в части расходов, потому что у нас чаще идут по пути наименьшего сопротивления, сокращают те виды расходов, которые в меньшей мере защищены, не лоббируются. Таким образом, доминирует оборонное лобби, которое обеспечивает лучший доступ к ресурсам. С другой стороны, есть некие благие намерения. На последней коллегии Минфина указано на две сверхзадачи - стимулирование роста при ограниченных ресурсах, которые нужно перераспределять. И борьба с бедностью, переход к адресной форме поддержки, реформа системы социальных гарантий, сформированной еще в советское время с равными гарантиями, вне зависимости от необходимости поддержки и от уровня доходов. Получается, когда ресурсы сжимаются, то они тонким слоем размазываются по всем. Такая система не может эффективно действовать. С ограничением ресурсов вероятность перехода к адресному распределению повышается. Торможение реформ в этой сфере связано с нежеланием вызывать неудовольствие больших групп людей.

Правительство, пытаясь проводить непопулярные решения, старается задевать небольшие социальные группы, чтобы их недовольство было не таким заметным. На мой взгляд, после парламентских выборов всегда возникает окно возможностей, хотя и короткое - впереди президентские выборы. За исключением бюджетной политики после этих выборов ничего особенного происходить не будет - до 2018 года.

- Как вы оцениваете текущую стратегию ЦБ? Достижим ли таргет по инфляции?

- Я сейчас выражу точку зрения нашего Института "Центр развития", а не Высшей школы экономики в целом. Целевое значение инфляции в 4% достижимо уже в ближайшие годы, хотя в истории еще такого не было. Не было бы счастья, да несчастье помогло. В условиях стагнации, ограниченного спроса инфляция снижается достаточно быстро сама по себе, без больших усилий ЦБ. При этом ЦБ не торопится снижать ставку - это тоже определенный сигнал, Центральный банк достаточно последователен в своей жесткой позиции с конца 2014 года. Сейчас, спустя полтора года мы видим, что реакция инфляции на новые волны девальвации значительно меньше, чем была в первую волну.

Люди привыкают к плавающему курсу, высокой волатильности, это заранее закладывается в цены.

- То есть вы оцениваете политику ЦБ как успешную.

- Да, если кого и можно похвалить, то ЦБ - за достаточно последовательную денежно-кредитную политику и ясные цели.

- Каковы важнейшие особенности российского среднего класса? Вы утверждали в докладе, что у нас до 40 процентов населения составляет средний класс. Не кажется ли вам, что цифра завышенна?

- Это оценка Института социальной политики. Подход достаточно простой - градация по структуре потребительских расходов населения. Выделяются расходы первой необходимости: питание, одежда - все, что связано с выживанием. Те группы, у которых доля таких расходов больше 50 процентов - не средний класс. Если меньше - средний, потому что такие люди имеют возможность выбора, например, тратят деньги на платные услуги, приобретение предметов длительного пользования, сберегают, используют финансовые инструменты. Конечно, есть разные подходы к определению среднего класса.

- А тот, кто лишился работы в этот кризис, но ранее имел достаточно высоко оплачиваемую работу?

- Структура потребления (уровень потребления) менее волатилен, чем уровень доходов. Люди, о которых вы говорите, продолжают поддерживать практически прежний уровень потребления, расходуя ранее сделанные сбережения. Подход от структуры расходов - более здравый, чем от занятости или текущего уровня доходов, потому что люди могут менять профессию в кризис - они ищут работу, которая позволит им поддерживать прежний уровень потребления.

Исследование коллег показывает, что привычный уровень потребления устойчив. Люди будут искать способ его поддерживать, поэтому они остаются средним классом. Это - стабилизирующий фактор, экономическая активность этих людей может способствовать оживлению в экономике.

- Каковы, по-вашему, важнейшие особенности российского среднего класса?

- Большая ориентированность на приобретение товаров, а не услуг. Это наследие советской модели, когда был недостаток хороших товаров, который до сих пор не утолен - хорошей мебели, автомобилей и тому подобного. Была и остается большая социальная поддержка - по сути, бесплатное образование и здравоохранение. Низок уровень потребления официальных платных услуг. Играет роль и высокий уровень валютизации.

- Ситуация в экономике способствует этому…

- Да, это нормальная реакция на волатильный курс, признание необходимости хеджирования валютных рисков. Это абсолютно рациональное поведение - увеличивать долю валютных активов. Это еще связано с тем, что средний класс ориентирован на зарубежные поездки, на приобретение импортных товаров. Есть и другие особенности у российского среднего класса с точки зрения структуры занятости - значительная доля людей заняты в госкорпорациях, силовых структурах. При том, что в мире обычно средний класс занят в частном секторе.

- А у нас большинство среднего класса - чиновники?

- Работники госкорпораций. Доля предпринимателей маленькая, мала и доля предпринимательского дохода в структуре доходов.

- Как вы оцениваете продвижение России с 200-х на 64 место в рейтинге Doing Business?

- Изначально была поставлена такая задача, приложены определенные усилия. С одной стороны, рейтинг отражает технические, формальные условия ведения бизнеса - они не затрагивают более широкого институционального контекста. С другой стороны, по каким-то показателям, например, налоговому администрированию, мы очень хорошо продвинулись. Это связано с внедрением электронной подачи документов, что является несомненной заслугой Минфина. В то же время по такому показателю, как получение разрешений на строительство, по легкости осуществления внешнеторговой деятельности мы до сих пор находимся значительно ниже сотого места.

Предприниматели оценивают атмосферу не по совокупности параметров, а по худшему из них. У лидеров рейтинга более-менее равномерное положение по всем позициям, по одним хорошо продвинулись, по другим - в хвосте. Судя по рейтингу, даже по формальным процедурам, у нас не слишком хорошие позиции.

С другой стороны, действует очень много факторов, связанных с общей неопределенностью, перспективами роста, ценами на нефть и санкциями, которые нивелируют достижения Doing business. Происходит ограничение внешнеторговой активности, обусловленное политическими факторами. Внесистемно принимается большой поток решений, ухудшающих условия ведения бизнеса, например, связанных с системой "Платон". Мы не можем договориться о движении грузовиков, блокируются авиаперевозки - все это создает среду, которая не способствует притоку инвестиций.

На фоне рейдерских захватов, других событий последнего времени Doing Busness не спасает. Инвестиции в целом падают с 2012 года, приток прямых иностранных инвестиций - ноль в прошлом году.

- Как вы оцениваете антиофшорную кампанию? Насколько спешат наши бизнесмены вернуть сюда вывезенные капиталы в качестве инвестиций?

- Не спешат, что подтверждает динамика оттока капитала в прошлом году (в позапрошлом году он был рекордным за последние несколько лет). Капитал в бегах. По первому кварталу этого года оттока капитала практически нет, но это связано с падением цен на нефть, ресурсов в экономике нет - вывозить нечего. С другой стороны, содержание средств в офшорах стало менее безопасным. После всех отказов от банковской тайны и масштабных расследований. Никому не хочется стать предметом расследования, тем более что за рубежом к этому относятся очень щепетильно. И там, и здесь от офшоров будут отказываться, но это не означает, что будут инвестировать здесь. В основном потенциальные инвесторы предпочитают, если получают доходы, не инвестировать прибыль в производство, а сберегать в безопасных активах.

- Нормальная реакция на кризис.

- Абсолютно. Деньги держат в основном в банках, в ценных бумагах, депозиты предприятий в банках большие, в прошлом году они получили рекордную прибыль - она пошла, скорее, в депозиты, чем в инвестиции.

- Получается, ситуация играет на руку банкам.

- На самом деле, это отдельная история. Банки делятся на две категории. Первая категория - системообразующие кредитные учреждения, часть с госучастием, часть - нет, которые ЦБ официально подписался поддерживать практически любой ценой. Он предоставлял и предоставляет им ликвидность, если нужно. Объемы рефинансирования со стороны ЦБ значительны. Сейчас они сокращаются благодаря тому, что банки получают бюджетные деньги в рамках финансирования дефицита бюджета, и одновременно возвращают деньги в ЦБ.

Частные банки, которые не пользуются господдержкой, находятся под пристальным вниманием пруденциального банковского надзора. Каждую неделю у пары банков продолжают отзывать лицензию - из-за этого уходят остатки доверия к негосударственной банковской системе, население постепенно переводит средства в крупные полугосударственные банки, которым ничто не угрожает. Кстати у населения на волне кризиса наблюдается большая склонность к сбережениям - как и до кризиса, примерно пять процентов доходов идут в организованные сбережения. Есть определенные колебания, но в среднем эта цифра неизменна.

- Каковы ваши прогнозы относительно такой формы сотрудничества, как государственно-частные партнерства?

- В наших условиях этот прогрессивный механизм, к сожалению, стал элементом сложившейся "рентной" модели, основанной на том, что высокий уровень риска в экономике компенсируется доступом к государственным ресурсам. Но это история для избранных - для крупных компаний, компаний, близких к региональным администрациям. ГЧП предполагает, что государство участвует своими ресурсами в деятельности частных компаний, предоставляет инвестиции, вносит капитал в проекты, реализует их. В условиях, когда ресурсы продолжат таять, эти формы будут постепенно вырождаться.

ГЧП расцвели при осуществлении крупных инфраструктурных инвестиционных проектов, таких как Олимпиады, которая прошла при высоких ценах на нефть. В то время бизнес активно вовлекался в дела государства, ему давали возможность заработать. От чемпионата по футболу 2018 года уже невозможно отказаться. Конечно, вся инфраструктура будет построена, пусть на последние деньги. Но после, на мой взгляд, таких крупных проектов уже не будет - просто из-за отсутствия ресурсов.

Строительство инфраструктуры в Москве, большая инвестиционная программа - тоже остатки прежней роскоши. И подрядчики, и чиновники понимают, что это почти последние возможности, поэтому строительство столь активно.

- Что можно сказать о коррупционной составляющей этого формата?

- Конечно, она есть. Из-за ограниченного доступа к этим контрактам - конкуренция там нулевая, все заказы получают кэптивные компании, цены очень высокие по сравнению с рыночными и зарубежными образцами - все делается дорого и не всегда хорошо.

Высокий уровень коррупции и низкая конкуренция - издержки ресурсной модели. До трансформации этой ресурсной модели в более конкурентную никакая борьба с коррупцией не будет успешной.

- То есть коррупция равна "нефтяному проклятию"? Она не закончится, пока не закончится нефть в стране?

- Не нефть, а накопленные резервы. 45-50 долларов за баррель - достаточно близкая к себестоимости цена, чтобы влияние ренты постепенно сошло на нет. Как показывает опыт, в такой ситуации трансформация происходит.

Мы попадаем сейчас в ситуацию, в которой находится большинство экономик мира. С нефтяными доходами мы были в ряду избранных, какое-то время не считали деньги, могли много расходовать и получать большую прибыль. Сейчас мы переходим в категорию обычных стран, которые могут зарабатывать, лишь повышая качество, производя конкурентную продукцию. Мы, конечно, будем мучительно и долго к этому привыкать - но многие проблемы, о которых мы говорим, будут рассасываться. Признаком выздоровления будет желание бизнеса инвестировать под более низкую доходность, чем была ранее, однако для этого надо преодолеть риски, лежащие на стороне государства. Пока они сохраняются, инвестировать решатся немногие.

-- Вы назвали одним из базисных условий перехода к новому экономическому равновесию возможность для бизнеса получать ресурсы через кредиты и размещения на рынке. Каковы текущие особенности российского фондового рынка, его возможности по предоставлению компаниям ресурсов, в частности, как себя чувствует облигационный рынок?

- Нужно отметить два момента. Во-первых, у нас до 2014 года был хороший доступ к зарубежным ресурсам, не было большой необходимости (сбалансированный бюджет) иметь большой рынок облигаций. С технической точки зрения рынок был достаточно развит, применялись очень современные инструменты, работали рейтинговые компании, в принципе, ничто не мешало этому рынку развиваться. Сейчас, конечно, есть проблемы. Так, в тот момент, когда нам бы нужен хороший развитый внутренний рынок, у нас вдруг почти одновременно уходят зарубежные рейтинговые агентства, создаются условия, когда они не нужны. Их обвиняют в манипуляциях, а среди наших мало РА с хорошей репутацией. Мы отброшены назад в этом отношении.

Что касается облигационного рынка, то в принципе, в условиях высоких рисков, в период длительной стагнации, структурного кризиса, трансформации одной модели в другую он может сработать лучше других форм инвестиций.

- В качестве одного из условий перехода к новому равновесию вы назвали демонтаж существующей системы контроля и надзора. Что конкретно может быть сделано?

- Мы пытаемся перейти к риск-ориентированному подходу. От системы, которая проверяет всех подряд по всем параметром (большое количество чиновников и проверок, им запрещают плановые проверки, они проводят внеплановые, а целом давление не уменьшается). Переход к риск-ориентированному подходу означает, что там, где действительно существует опасность, нужно следить более внимательно. А там, где опасности нет, нужно сократить чиновников. Пусть судебная система разбирается, когда что-нибудь произойдет - такая идеология. Это позволило бы радикально снизить давление на большую часть обычных компаний. Такая концепция разработана и активно продвигается НИУ ВШЭ.

- Каким образом развивается импортозамещение?

- Исходя из общей экономической динамики больших достижений пока нет. Растут лишь отдельные отрасли, в основном традиционно экспортоориентированные, - такие как химия, в прошлом году - нефтепереработка. В тех, что ориентированы на внутреннее потребление, либо стагнация, либо провал. Когда прошла девальвация, сократился уровень ресурсов, люди просто частично отказались от потребления продовольственных и непродовольственных товаров. На 8-10 процентов стали меньше потреблять. В инвестиционных секторах ситуация еще более драматична, там из-за кризиса упал спрос как на импортное, так и на отечественное. Сама концепция чистого импортозамещения имеет системный изъян, она появилась в 70-х годах прошлого века в Латинской Америке. Там такая политика не привела к устойчивому результату. Из-за ограничений торговли, протекционистских мер они в итоге потеряли качество и конкурентоспособность.

- То есть путь один - встраиваться в мировые цепочки производства?

- Да. Чтобы производить конкурентоспособную продукцию на внешнем и внутреннем рынке, нужно покупать импорт, использовать и сырье, и технологии, и технику. Эти два процесса взаимосвязаны. Невозможно нарастить экспорт, вытесняя импорт. Могут происходить драматические вещи. Например, авиаперевозки - одна из немногих технологичных отраслей, конкурентоспособных на мировом рынке. "Аэрофлот" летает на современных самолетах, доверие к нему высокое, потому что у него надежная техника и хорошая статистика (аварий не больше, чем в любой другой компании). При использовании российской техники он потеряет конкурентоспособность.

- Кто автор стратегии 2030, и что туда должно войти? Можно ли подкорректировать стратегию 2020 под сегодняшнюю ситуацию?

- Этот документ, видимо, будет готовить Центр стратегических разработок под руководством А. Л. Кудрина. Однако в написании будут участвовать и другие эксперты и сами чиновники.

Стратегия 2020, написанная экспертами, осталась в основном на бумаге - частично попала в знаменитые указы президента, но получилось так, что при реализации был значительно искажен начальный смысл. В целом, Стратегия 2020 хороший материал. Многие вещи, основанные на положительном мировом опыте, но пока так и не реализованные, могут перейти в стратегию 2030. Есть большой раздел о разгосударствлении и децентрализации, передаче полномочий на региональный уровень, наработки по реформам социальных секторов - образованию, здравоохранению, пенсионной системе. Другое дело, что сейчас у России гораздо меньше ресурсов, чем в момент написания Стратегии 2020. На мой взгляд, без правоохранительной и судебной реформы не обойтись, хотя эти разделы в Стратегию 2020 не попали. Сейчас, конечно, делается упор на аспекты, связанные с макростабильностью, это "конек" А. Л. Кудрина. В условиях высокой волатильности и ограниченных ресурсов этому объективно приходится уделять больше внимания. Но у такого подхода есть оппоненты - Столыпинский клуб, например, говорит, что нужно наращивать денежное предложение, эмиссией гасить дефицит бюджета. Но я не думаю, что руководство страны поддержит такой сценарий.

- Могут быть социальные взрывы?

- Результаты в первое время могут оказаться обманчиво положительными, но в целом дефицит бюджета никуда не уйдет и высокая инфляция останется. А это плохо как для инвестклимата, так и для сбережений и доходов населения, которые будут обесцениваться инфляцией.

В нашем положении сложно придумать, какую-то эффективную программу, которая не будет похожа на стратегию 2020 или на еще более раннюю программу Грефа. Даже программа Столыпинского клуба, если выбросить из нее эмиссионные предложения и дефицитный бюджет, повторяет стандартный набор либеральных мер в части разгосударствления, улучшения инвестклимата, снижения административного и силового давления на бизнес. Так или иначе мы все равно к этому приходим.