Егор Сусин (Вестник НАУФОР №11 2016)

Главнй экономист "Газпромбанка" Егор Сусин рассказал Ирине Слюсаревой, почему краткосрочно расслоение все-таки можно снизить через бюджетные механизмы, хотя сделать это в отдельно взятой стране не получится; а также о том, что неразрешимых проблем в экономике Китая не наблюдается

РОСТ БЕЗ ПЕРЕМЕН НЕВОЗМОЖЕН

Мировые рынки находятся в фазе структурного кризиса, который пришел на смену довольно длительному периоду роста

- Егор, как вам видится мировая макроэкономическая ситуация?

- Если говорить о ситуации в мировой экономике, то в ней уже достаточно долгое время можно наблюдать низкие темпы роста- как в развитых, так и в развивающихся странах. На мой взгляд, эта ситуация вполне системна: мы присутствуем в фазе структурного кризиса. Кризис пришел на смену довольно длительному периоду роста, когда рынки открывались, глобализовались, когда происходило расширение трансграничных потоков капитала, активного роста международной торговли.

Теперь мировая экономика находится в ситуации, когда, не осуществляя структурные перемены, на рост надеяться уже не приходится.

Период с начала 90-х до начала 2000-х годов был периодом интенсивного роста инвестиций, мощного перетока капитала из развитых стран в развивающиеся (по причине наличия в последних приемлемой инфраструктуры при относительно дешевой рабочей Силе). В этот период темпы роста развитых стран были обусловлены повышением эффективности использования капиталов, а эффективность эта, в свою очередь, росла за счет выхода на новые рынки: и рынки стран восточноевропейского блока, и рынки постсоветских государств. Крупные западные корпорации на этих рынках формировали спрос фактически с нуля. Примерно к середине 90-х начался интенсивный переток производственных мощностей - в первую очередь, в Азию. Производства стали уходить из развитых стран в развивающиеся, тогда как в развитых странах стал более интенсивно расти сектор услуг. Но при всем при этом система была более-менее сбалансирована: движение капитала в одну сторону компенсировалось ростом эффективностиего использования, возникавшей в результате снижения себестоимости производства, перенесенного из старых промышленных центров на периферию. В середине 90-х этот цикл резко ускорился, отчасти вследствие девальвации ряда валют стран Юго-Восточной Азии. Азиатские рынки в результате стали намного более интересны для вложения капитала. Тот же китайский юань в 1994 году девальвировался в 8 раз. И после этого курс был зафиксирован.

- А сейчас что же - роста нет вообще нигде?

- Рост есть, но его количественные характеристикисовершенно не соответствуют экономическим ожиданиям людей. Рост ведь не самоцель. В период с 2000-х имел место, с одной стороны, существенный рост корпоративного сектора (прибылей компаний, инвестиций, снижения себестоимости продукции, поскольку можно было размещать производство в тех регионах, где это наиболее рентабельно). С другой стороны,это привело к тому, что в развитых странах средний класс вступил в фазу деградации доходов. Допустим, в США доходы среднего класса в реальном выражении перманентно сокращались с 2000 года. Притом, что именно рост доходов среднего класса формирует и увеличение потребления, и собственно экономический рост. То же самое справедливо в отношении практически всех развитых стран. Большинство развитых стран столкнулось, начиная с 2000-2005 годов, с тем, что реальные доходы или сокращались, или стагнировали. Уровень жизни значительной части населения или перестал расти, или даже стал сокращаться. Если прежде с 1993 по 2005 год только 2% домохозяйств развитых стран столкнулись с сокращением или стагнацией реальных доходов, то с 2005 по 2014 год в такой ситуации оказалось 2/3 домохозяйств крупнейших развитых экономик. В таких условиях рост может быть поддержан вследствие увеличения кредитной нагрузки, и по факту она росла. Как мы знаем, в какой-то момент этот рост кредитов пришелксвоего рода логичному итогу: в том числе, к ипотечному кризису в США; к европейскому долговому кризису.

- Егор, еще раз: что происходило фактически?

- Фактически развитые страны все больше наращивали долг, при этом их доходы не росли. Это всегда ведет к кризису платежеспособности - его-то мы и увидели в 2008 году. Но это был не просто ипотечный кризис в США, не просто локальный сбой - это было одно из следствий большого цикла, который начался во всей мировой экономике. В этот же период шло очень интенсивное расслоение населения по уровню жизни и доходам. И в развитых, и в развивающихся странах. В той же Америке 10% наиболее состоятельного населения концентрирует в своих руках более 50% доходов. Такого не было даже перед Великой депрессией, когда имущественное расслоение тоже было очень высоким. Но все-таки не до такой же степени! И, конечно, это приводит к тому, что доходы среднего класса деградируют, средний класс начинает увеличивать свою долговую нагрузку, набирать кредиты - экономический рост замедляется.

Вот причина того социального недовольства, которое мы видим.

- Имея экономическое происхождение, может ли расслоение лечиться также экономическими методами?

- Думаю, здесь возможны два подхода. Краткосрочно расслоение можно снизить (теоретически) через бюджетные механизмы, повысив налоги на более состоятельные слои населения, на корпорации, а затем перераспределив полученную дельту через бюджет в пользу менее обеспеченных групп населения. Но следует понимать, что сейчас этот процесс сложно реализовать в одной отдельно взятой стране, потому что капиталы мобильны, рынки открыты, и повышение налогов в одной стране фактически ведет к оттоку капиталав те государства, которые предоставляют более благоприятные налоговые условия. Это первый момент. Не будем забывать также, что существует офшорная система. И хотя вопрос об изменениях работы оффшоров достаточно регулярно обсуждается на встречах "двадцатки", но решается он непросто. Ведь офшоры дают капиталу более простое регулирование, больше возможностей перемещения - и по этой причине они часто используются даже не как инструмент оптимизации налогов, а как метод структурирования трансграничных инвестиций. Заставить бизнес лишиться такого удобного инструмента - непростая задача. Но это будет только краткосрочное решение, долгосрочные же решения лежат в области структурных реформ и создания экономических механизмов более равномерного распределения доходов (в моем понимании это распределенная экономика).

- Итак, с начала 90-х для западных корпораций открылись новые рынки: Восточная Европа, постсоветские страны…

- ...причем развитые страны осваивали их очень интенсивно и росли на этом очень быстро.

- Экспансия - мощный метод увеличения прибылей. Но может ли условный Запад продолжать продвигаться на новые рынки и если да, то что это за рынки?

- Думаю, это движение исчерпало свои возможности. Прежняя модель развития находится всвоего рода тупике. Был взрывной рост инвестиций, связанный с глобализацией. Потоки капиталов и товарные потоки получили огромную свободу, их эффективность существенно повысилась. Но в то же время так называемое реальное производство из развитых стран все-таки ушло, а это привело к давлению на доходы среднего класса. Да, добавленная стоимость продолжает оставаться в развитых экономиках. Но остается уже не полностью: существенную часть этой добавленной стоимости получают теперь развивающиеся страны, в которые производство было перенесено, существенная часть из фонда оплаты трансформировалась в рост прибылей компаний.

У этого процесса перераспределения добавленной стоимости есть следствия. С одной стороны, мы видим рост расслоения в развитых странах. С другойже стороны, мы видим снижение межстрановогорасслоения и высокие прибыли компаний.В развивающихся странах доходы (и работников, и компаний) выросли значительно, эти страны выиграли. Другое дело, что распределение доходов в активном деловом цикле происходит, как правило, не очень справедливо. Доходы все-таки концентрируются, бизнесы укрупняются. Мы видели очень быстрый рост мировой торговли, огромные трансграничные потоки капитала и инвестиций, которые шли в самые разные регионы. И в результате межстрановое расслоение снизилось: бедные страны стали богаче. А с другой стороны, расслоение внутри стран (в том числе, развивающихся) выросло. Потому что корпорации стали более эффективно размещать производство, более эффективно управлять издержками.По разным причинам, не все из которых я сейчас назвал.

Но в развивающихся странах доходы росли практически у всех, а в развитых странах сложилась ситуация, когда доходы владельцев капитала росли значительно быстрее, чем у прочих групп. Кроме того, опережающими темпами росли и доходы самых бедных, это тоже факт. Они росли за счет роста социальных расходов бюджетов. Этот момент тоже нельзя недооценивать. И одновременно происходила деградация доходов среднего класса - при том, что именно он формирует основной рост спроса.

- Что же получилось в целом?

- В целом стало чуть-чуть больше богатых и они стали сильно богаче, экономическая ситуация совсем бедных чуть-чуть улучшилась, но вот позиции среднего класса ухудшились. И структурно это стало сильнейшим тормозом экономики. Поскольку, говоря упрощенно, богатые люди не только тратят, они значительную часть доходов сберегают и инвестируют, а вот средний класс много тратит на потребление, тогда как объем сбережений у него относительно невысок. В результате при увеличении состояния уже и так состоятельных людей - растут инвестиции, стоимость финансовых активов. А уровень потребления не растет так же быстро. И это формирует дисбаланс.

- Не может ли так быть, что рост потребления упирается в некоторый естественный предел - скажем, можно хотеть купить 10 джинсов, ну даже 20, чтоб всех цветов и оттенков, но вот 100 уже вряд ли захочется…

- Действительно, сейчас уровень потребления уже очень высок, как никогда прежде. Но в основе любой развитой экономики все-таки лежит потребление. Если не растет потребление, то не будут расти инвестиции, не будет расти благосостояние.

Все это ставит политиков в очень сложное положение. Общество, сталкиваясь со стагнацией реальных доходов, требует изменений и становится все более радикальным. Начинает искать тех политиков, которые могут изменить положение. Люди тратят на работу больше времени, но их благосостояние при этом не увеличивается. И люди начинают все более жестко ставить политикам вопрос, почему так. И проблема в том, что ответов на свои вопросы они не получают …

- Но ведь после кризиса 2008 года на Западе было много попыток стимулировать рост…

- Да, но они носили скорее характер "затыкания дыр", а не структурных реформ. Фактически проблемой стимулирования экономического роста уже с 2010 года занимались центральные банки. Занимались, не обладая соответствующим реальным ресурсом, эту ответственность на них с радостью переложили политики. Больше того, что уже сделали, центральные банки не могут сейчас сделать ничего. Инструменты, которыми они могут оперировать, огромные монетарные стимулы, которые они создают, - все это не является эффективными в условиях необходимости структурных реформ. Сейчас уже экономический эффект от расширения монетарного стимула не покрывает рисков, которые оно генерирует.

Это положение вещей наиболее отчетливо выявилось именно в 2016 году. Во всяком случае, рынки сейчас очень четко осознали, что центральные банки больше не могут предпринять ничего: все проблемы экономического роста лежат в области структурных дисбалансов.

Инструменты ЦБ эффективны против цикличных кризисов, ноэкономические циклы здесь ни при чем, здесь, повторюсь, играют роль именно структурные дисбалансы. Которые в каждом мировом регионе - свои. Китай сталкивается с одними вызовами, ЕС и США - с другими, Россия - с третьими. У каждого есть свой набор проблем, который нужно было начинать решать давно.

- Не можем ли мы поговорить подробно о рисках каждой из этих групп?

- Давайте начнем с самого экономически значимого региона мира - с Соединенных Штатов Америки. Америка (отчасти и Европа, но со своими особенностями, о которых ниже) сталкивается в последнее время с деградацией среднего класса. Это привело к отсутствию потенциала роста экономики. Концентрация капиталов рекордна, концентрация доходов рекордна, средний класс больше расти не может, процентные ставки нулевые - и всю эту модель не получается развернуть в сторону такого роста, который мог бы почувствовать средний класс.

Решение проблем лежит в области структурных действий, которые должны быть направлены на повышение производительности, на улучшение инфраструктуры и прочих инструментов повышения эффективности использования бюджетных средств, улучшения доступа к образованию.

Сейчас ситуация с бюджетом США не критична, но будет происходить рост социальной нагрузки - и он приведет к огромной расбалансировке в более длительной перспективе. Об этом много говорится, но не видно шагов, направленных на то, чтобы изменить ситуацию. Произведенные реформы ситуацию лишь ухудшили. Скажем, говорилось о том, что программа "Obamacare" удешевит медицинские услуги. Но в реальности происходит не просто рост стоимости медицины, но взрывной рост. Притом, что и качество медицинских услуг, как минимум, не растет. Подобных процессов происходит много, неэффективность очень высока, сложные реформы никто запускать не готов. Все это создает нетрадиционную для Америки среду, обстановку. Мы общаемся накануне выборов президента США, и президентская кампания никогда еще не была столь, скажем мягко, необычной. Поддержка обеих партий со стороны избирателей- на историческом минимуме, но к тому же растет непонимание между самими двумя традиционными партиями. И одновременно рекордное количество людей голосует не за программу своей партии, а против одного из кандидатов. Это протестное голосование, это откат от глобализма в сторону изоляционизма. Это стремление вернуться в прошлое.

Но с другой стороны, будущее тоже наступает: создается распределенная экономика, экономика горизонтальных связей. Информационно и инфраструктурно возможность такой экономики (основа которой - уход от посредничества) возникла уже в нескольких областях. Появились революционные распределенные сервисы: Uber, Booking, Airbnb, Финтех и так далее. Всем нам они известны, все мы ими уже неоднократно пользовались. Они убирают посредническую составляющую, и в этой нише возникают новые возможности заработка для обычного человека без отдачи значительной в пользу корпоративной пирамиды. Это - шанс для нищающего среднего класса, который он сам себе создает. Автоматизация, роботизация - все это будет высвобождать из традиционных производственных процессов все больше людей. И усиливать тренд на создание распределенных бизнесов.

Эти два тренда - условно говоря, на прошлое и на будущее - разнонаправлены. Многое будет зависеть от того, какой тренд возобладает. Похоже, мир вошел в фазу, где будет происходить некоторый откат от глобализации (в отношении которой в обществе уже накопилось определенное недовольство). Это показал Брекзит, это демонстрируют выборы в США - неважно, чем они закончатся. Все равно настроения отката от глобализации существуют, и в странах Запада у общества есть возможность показать политикам - через демократические механизмы - чего оно хочет.

- Возможность показать политикам, чего оно хочет, имеется у любого общества, уточнила бы я.

- Но на Западе этот процесс после 2008 года имел просто взрывной характер: было много акций типа "Оккупай Уолл-стрит", например. Хотя "взрыв" достаточно быстро затих, но не бесследно, а трансформировался в некий незримый стойкий тренд. Потому что прошло 8 лет, но структурных изменений не произошло. Системная трансформация экономики не состоялась и в 2016 году это все выходит уже в реальную политику.

Если бы центральные банки действовали в более узких рамках, то экономическая ситуация, возможно, была бы хуже. Но отчетливый спад стал бы для политиков более действенным стимулом принимать конкретные решения. А сейчас мы видим затухание экономического роста. Центральные банки сделали уже все, что смогли. Но ведь монетарная политика сама по себе не ведет к структурным изменениям, она лишь помогает выиграть время для проведения структурных реформ, дает возможность сгладить цикличный кризис. Причем, так или иначе, однако действия центробанков имеют свою цену в будущем. И пока еще невозможно оценить, какова эта цена сейчас: не подорвано ли доверие к центральным банкам, смогут ли они в будущем контролировать процессы и реализовать свою политику.

Ведь возможно и такое, что будет подорвано доверие к центральным банкам, финансовой системе и стоимости денег. Мы уже видим деградацию доверия: идет поиск инструментов, альтернативных классическим современным деньгам.

- Вы имеете в виду биткоин и прочий финтех?

- Биткоин - лишь одно звено из ряда. Но да, оно тоже подтверждает, что доверие не вечно. Происходит его деградация, а ведь доверие - это базис современного финансового рынка. За современными деньгами стоит только одно - вера в то, что центральные банки способны обеспечивать достижение провозглашенных ими целей. В то, что снижение ценности денег будет происходить предсказуемыми темпами. Сейчас центральные банки эксплуатируют накопленный с 80-х запас доверия. В будущем это доверие может быть подорвано. На центральные банки поставили слишком много, тогда как их возможности ограничены.

Так что внешние риски растут.

- В китайской и российской картинке присутствуют те же риски - или иные?

- У каждого игрока риски свои. У России был период очень позитивной внешней конъюнктуры, связанной с высокими ценами на сырье. На этом сформировался огромный запас резервов, поэтому к ситуации нынешних относительно низких цен на сырье (традиционный российский экспорт) экономика адаптировалась неплохо.

Тогда, при высоких ценах, мы сталкивались с большим потоком рентных доходов, очень волатильных. Это были одни виды рисков. Сейчас, после последнего шока, на всех уровнях власти и общества сформировалось понимание, что невозможно в полной мере зависеть от конъюнктуры рынка углеводородов. Понятно, что Россия не перестанет добывать нефть/газ, да и нет смысла отказываться от этого. Другое дело, что за счет таких волатильных доходов невозможно устойчиво расти. И нужно это четко понимать.

Вернее, при повышении нефтяных цен мы можем получить быстрый локальный рост. Но он точно так же быстро закончится.

Проводимая сейчас бюджетная политика вполне разумна. Наращивать инвестиции в нефтедобычу нынешний уровень цен не позволяет, однако можно предполагать, что в среднесрочной перспективе нефть подорожает выше 50 долл/баррель, а на горизонте 3-5 лет - и выше 60 долл/баррель. Но политика фиксации расходов на уровне, который определяет низкая цена (нефти), - такая политика разумна. Нельзя наращивать постоянные расходы за счет непостоянных доходов.

Таким образом, рост цены на нефть не может быть драйвером роста, от этого следует отказаться.

- А что может быть драйвером?

- Драйвером роста может быть только повышение эффективности отечественной экономики, рост производительности труда. Повышение эффективности инфраструктуры, оптимизация административных механизмов. А также повышение эффективности отдельных компаний. У нас накоплен большой потенциал повышения эффективности просто за счет огромного навеса неэффективности, накопленного в "жирные годы". Возможностей у нас достаточно, а вот как мы справимся с вызовами - это вопрос.

Особенно если цены на углеводороды все-таки повысятся. Никто не любит меняться, если все и так неплохо. И это проблемы отнюдь не только власти, но также и общества: власть, как правило, отражает ровно ту ситуацию, которая сложилась в обществе.

- Теперь пора бы перейти к Китаю?

- Китай - это экономика, которая демонстрирует достаточно серьезную способность к изменениям. Причем изменения пытаются проводитьэволюционно. У них не всегда получается удачно имплементировать чужой опыт. Они очень тщательно его изучают, но не все проходит гладко. Когда они открывают свой рынок, на нем происходит просто бешеный скачок волатильности. Сначала огромный приток ликвидности, потом огромный быстрый отток - это говорит о том, что китайский рынок еще незрелый. Он еще только должен прийти к свободе капиталов.

Конечно же, Китай сейчас стоит перед огромным вызовом. Та модель роста, которая там имела место до 2008 года, реализовалась за счет наращивания экспорта, отчасти за счет прямых инвестиций, а также дешевой рабочей силы. И еще в 2008 году эта модель себя исчерпала: внешний спрос перестал интенсивно расти, а стоимость труда продолжала увеличиваться. Развернуться быстро здесь невозможно. Поэтому дальше Китай пошел на интенсивное наращивание инвестиций и внутреннего долга.

Но в 2013-2015 годам и эта модель себя исчерпала. Во-первых, сама экономика стала значительно больше: еще недавно ее объем составлял 2 трлн долларов, а сейчас - уже 11 триллионов. В текущей экономике невозможно поддерживать прежнюю долю инвестиций около 50%: просто потому, что инвестиции таких громадных объемов некуда эффективно разместить, нет такого спроса (ни внутреннего, ни внешнего), который бы их окупил, пусть даже в отдаленной перспективе.

Был период бурного роста, долговая нагрузка выросла в разы, сейчас объем совокупного долга по оценке БМРболее 250% ВВП(по большей части, это долги корпораций). И долг продолжает расти достаточно быстрыми темпами. А вот доходы быстро расти перестали. Если раньше номинальный китайский ВВП рос в двузначных цифрах, то сейчас - на 6-8% в год.

- Тоже неплохо.

- Неплохо, да. Но одновременно долг Китая растет на 10-20%, в зависимости от сегмента. Такая модель не может быть усточивой. Рост долга приводит к нестабильности финансового рынка. Рост доходов вряд ли будет даже догоняющим, да и сделанные огромные инвестиции вряд ли приведут к росту доходов. Так что уровень плохих долгов в китайской экономике довольно велик. Сейчас об этих рисках говорят многие.

Другая сторона долга - накопления (как физлиц, так и корпораций). Поэтому если сейчас в китайской экономике реализуется кризис и часть этих накоплений сгорит, то социальная ситуация в стране будет крайне сложной. Заметим, что основная часть накоплений аккумулирована в депозитах в банках. Объем депозитов банковской системы Китая больше, чем в США.

- Однако.

- Допустить падение доверия к банковскому сегменту Китай не может. И рынки, конечно же, беспокоит, каким образом Китай будет решать эту проблему. Рынкам уже приходилось нервничать по поводу китайских проблем: когда лопнул пузырь на фондовом рынке, когда денежные власти страны начали либерализацию курса юаня. Те проблемы были решены, но сейчас надулся пузырь на рынке китайской недвижимости.

В начале китайские власти предпринимали меры для повышения привлекательности ипотечного рынка, и в результате туда ринулись огромные сбережения населения. Все это привело к тому, что сейчас цены на недвижимость выросли на 20%, 30%, а где-то даже на 50%. Это тоже пузырь. Но пока Китай развивается вот по такой траектории, с такой волатильностью. Не думаю, что власти Китая допустят шок на ипотечном рынке. У них много способов борьбы с шоками; в конце концов, страна обладает огромными золотовалютными резервами. Мало того, постепенно Китай отходит от политики фиксированного курса юаня. Это тоже балансирует ситуацию.

В Китае понимают, что если поставлена цель иметьв стране стабильную финансовую систему, то ее надо расширять и диверсифицировать. Сейчас мы подходим к ситуации, когда Китай будет всячески стимулировать внешние заимствования в юанях. Этот путь уже проходили США и Европа, и Китай явно смотрит на их опыт с интересом. Чем больше другие страны сформируют активов в юанях, тем менее волатильно будет влиять на курс внутренняя политика. И китайские денежные власти это понимают. Китай не может допустить резких движений валютного курса, потому что это может привести к оттоку капитала таких масштабов, которые не смогут скомпенсировать даже его огромные ЗВР.

С моей точки зрения, пока что Китай имеет возможности для управляемого замедления экономического роста. Замедление, видимо, будет происходить ближайшие 5 лет: мы вряд ли увидим темпы роста, превышающие 4-5%. И это в целом хороший результат.

Таков наиболее вероятный вариант. Сейчас для Китая приоритетны финансовая стабильность и структурная перестройка экономики. Постепенно его экономика будет переориентироваться на внутренний спрос, на потребление - в первую очередь, услуг. Удастся ли пройти этот период без сильных шоков - вопрос эффективности экономической и финансовой политики. И, возможно, также готовности жертвовать красивыми цифрами формального роста в пользу устойчивости долгосрочного будущего роста.

Мировая экономика вошла в длительный период трансформации экономических и социальных процессов- это неизбежность, этот период не будет простым. Но не решаемых вопросов здесь нет, зато стимулов для повышения эффективности хоть отбавляй.